Announcement

**HELFpoison** · 06-14-2024, 07:36 PM

Второму негру, Киви, было лет двадцать, не больше. Он носил какой-то странный, неведомого покроя, костюм, оставлявший открытыми шею, руки и ноги юноши. Киви был сыном вождя одного из центральноафриканских племен, учился в Каирском университете и ехал домой на каникулы.

Оба африканца чувствовали себя очень стесненно и старались ничем не привлекать к себе внимания белых пассажиров.

Экипаж самолета состоял из пилота-англичанина Симонса – большого, нескладного человека лет тридцати; рыжего костлявого механика Брауна, тоже англичанина, и, наконец, юного стюарда Гассана.

Всего тринадцать человек. Но каким пестрым было это общество! Правда, в обстановке мирного воздушного полета большая часть таившихся в нем противоречий дремала. Однако одно противоречие, расовое, даже сейчас выступало во всей своей безобразной наготе.

Полковник Менц, генерал Гордон и «алмазный король» Вильсон даже не пытались скрыть свою враждебность к черным африканцам. Они непрерывно искали повода подчеркнуть, что присутствие в самолете негров считают для себя оскорбительным.

В глубине души сэр Рональд Бингхэм разделял их чувства. Однако как крупный чиновник колониального ведомства он лучше понимал всю остроту расовой «проблемы» для Британской империи и потому делал вид, что просто не замечает негров.

Что касается пилота Симонса и капитана Лесли, то они, конечно, испытывали к «цветным» и неприязнь и презрение. Однако это была, скорее всего, дань традиции: представители молодого поколения были менее заражены расовыми предрассудками, чем их отцы, они сами не оскорбляли негров, но и не считали нужным как-нибудь отмежеваться от недостойного поведения расистов. Механик Браун в душе осуждал генерала и полковника. Он был левый лейборист и в Англии нередко выступал против национального угнетения колониальных народов. Однако, столкнувшись с разгулом расизма в Африке, он не нашел в себе мужества протестовать. Вот и сейчас Браун сочувствовал двум неграм-пассажирам, но ничем этого не проявлял, делая вид, будто целиком поглощен своими обязанностями.

…После завтрака Степан встал со своего места и, подойдя к двум неграм, протянул им каирскую газету:

– Не хотите ли почитать?

Негры были поражены, почти испуганы. После секундной заминки старший нерешительно взял газету и едва слышно пролепетал:

– Благодарю вас, сэр… Вы очень добры, сэр… Лицо бурского полковника налилось кровью, и он прохрипел сквозь зубы:

– Проклятый большевик!

Вильсон и генерал Гордон онемели от изумления. Остальные внезапно смолкли и насупились.

Вторая половина дня прошла в атмосфере всеобщего напряжения. Пассажиры почти не разговаривали, а вокруг советских людей сразу образовалась пустота, точно они совершили какой-то вызывающий и неприличный поступок.

Первую ночь провели в Хартуме – столице Судана, расположенной у слияния Белого и Голубого Нила. [11]Быстро поужинав, Петровы и Потапов решили немного побродить. Городок был невелик, но хорошо распланирован и богат красивыми зданиями европейского типа. В районе улицы Гордона и набережной Голубого Нила расположились правительственные здания, великолепный дворец английского генерал-губернатора, клубы, спортплощадки, виллы богачей, церкви, отели, мечети, банки, казармы. Везде было много зелени – сады, парки, пальмовые рощи… Дуговые фонари ярко освещали улицы.

**HELFpoison** · 06-14-2024, 07:36 PM

Однако обучение его и прочих «курсантов» все еще продолжалось. «Мамонты» не торопились посылать в дело молодняк. Настоящим «бойцам» было уже 25–30 лет, это были железные профи, которые так лихо наловчились «работать», что «курсантам» и не снилось. Никто из них никогда не хвастался тем, где и когда был, что там делал и как. Да и спрашивать их, по правде сказать, никто из «курсантов» не решался. Вовсе не потому, что «бойцы» держали над «курсантами» крутую дедовщину. Просто понимали: на такие вопросы отвечать не положено. «Бойцы» вообще с «курсантами» почти не общались. Кроме тех случаев, когда их назначали командирами учебных отделений и взводов. Это считалось чем-то вроде наказания за мелкие оплошности, нервно-психологические срывы или ошибки, не повлекшие каких-либо серьезных последствий. И чтобы вернуться в боевой состав, надо было по крайней мере два-три месяца поусердствовать в работе с «курсантами». Если их подопечные за этот цикл подготовки получали оценки не ниже чем «хорошо», причем больше половины отчитывались на «отлично», — курсантский «сержант» возвращался в состав «бойцов», а если хоть один курсант получал за цикл «тройку» — «сержант» оставался на учебной работе.

Но все это были детали и мелочи жизни.

На поезде, идущем в Москву, Таран очутился отнюдь не по собственной инициативе. Он в столицу вовсе не рвался. Просто его вызвал к себе ни больше ни меньше, как командир МАМОНТа Генрих Птицын, которого за глаза именовали Генрихом Птицеловом, и сказал, что надо съездить в командировку. Совсем простую и не требующую в принципе применения каких-либо боевых знаний, полученных за период учебы.

Надо было просто приехать в Москву, зайти по указанному адресу, спросить там нужного человека и взять у него пластмассовую коробку с компакт-дисками. Всего в этой коробке с маркировкой «С&С» на торце должно быть четыре диска, каждый в отдельной упаковке из тонкого оргстекла с картинками под прозрачной крышкой и голографическими бляшками с изображением пятиконечной звезды в правом нижнем углу. Какие должны быть картинки и бляшки, Юрке дали посмотреть и два раза проверили, насколько хорошо он их запомнил.

Сразу после получения коробки надо было ехать по другому адресу, переночевать там, а затем, получив у тамошнего хозяина обратный билет, отправляться на вокзал. На случай каких-либо серьезных осложнений Таран должен был вызубрить телефон и пару фраз типа пароля-отзыва. Если все эти фразы будут произнесены правильно, Юрка должен будет отправиться на определенную «точку», где к нему явится человек и объяснит, что делать дальше. Ну а если и с телефоном получится облом, Тарану придется как можно быстрее смываться из столицы: поездом, самолетом, на попутке или на палочке верхом — как сумеет.

Впрочем, Генрих сказал Юрке, что, по идее, никаких осложнений быть не должно и все они носят чисто теоретический характер. Самое главное — точно следовать инструкциям, не выпивать с незнакомцами, поменьше спрашивать, как доехать туда-то и туда-то, не болтаться по городу с разинутой варежкой, не клеиться к девкам, не играть в лохотрон, не огрызаться на милицию, всегда иметь при себе паспорт и железнодорожный билет. Ну и вообще, вести себя с максимальной осмотрительностью, чтобы не создавать себе и людям лишних проблем. Предупредил Генрих и насчет того, чтоб Таран, когда поедет в купе, поосторожней относился к попутчикам и поменьше с ними общался.

Это Юрке вполне удалось. Хотя поезд большую часть пути прошел днем, Таран почти все время провалялся на своей верхней полке, слезая лишь по причинам естественной надобности типа пожрать или наоборот.

В купе с ним ехали люди вполне безопасные. Нижние полки занимала пожилая пара, а на второй верхней — очень скромного вида девушка в очках, читавшая большую книгу в черной суперобложке под названием «Метаморфозы». Девушка походила на очень умную и даже заучившуюся студентку, на мордашку была так себе и никакого интереса у Тарана не вызывала. Впрочем, даже если б на ее месте оказалась супермодель, Юрка не стал бы на нее глаза пялить. У него в сердце прочно прописалась Надька Веретенникова и местов больше не было.

В общем, соседей по купе Таран не опасался. Тем более что Генрих, инструктируя его, требовал повышенной бдительности, главным образом на обратном пути, когда Юрка поедет с дисками. На пути в Москву опасаться следовало обыкновенных воров, чтоб не вытащили 500 рублей, выданные Тарану на расходы. Но ни бабка с дедом, ни девица на жуликов не походили. Наоборот, они поначалу сами по поводу Юрки беспокоились. Но постепенно привыкли и уже не смотрели на него с настороженностью.

Так вот и доехали помаленьку.

В тамбуре, где стоял Таран, появилась проводница, отодвинула Юрку от двери, отперла замок. Следом за ней в тамбур вышли несколько пассажиров с вещичками. Пшикнуло, лязгнуло, немного дернуло. Поезд плавно остановился у высокой платформы.

Юрка, едва открылась дверь, шагнул на перрон. Следом за ним повалили остальные. А на платформе и без того было полно народу — встречающие, носильщики, шофера-бомбилы, менты и еще фиг знает кто. При этом через пару минут с другой стороны подошла электричка, из которой тоже посыпались люди. И все сразу же понеслись куда-то в разные стороны.

Таран твердо помнил, что надо идти по ходу поезда, а потом спускаться в подземный переход и дальше — в метро. Но торопиться не стал. Уж больно народу много — прут как танки и толкаются. Юрка решил переждать, пока толпа схлынет, и притулился в торце какой-то коробки, торчавшей посреди перрона, — не то пригородной кассы, не то киоска.

— Вас тоже не встретили? — Справа от себя Таран увидел свою очкастую попутчицу. Она тоже стояла у этого сооружения, придерживая за ручку здоровенную клетчатую сумку из клеенки, типа тех, с которыми ездят челноки.

— А меня и не должны были встречать, — отозвался Юрка. — У меня вещей немного. Я просто жду, пока народ рассосется.

— Счастливый! А мне вот родня такую сумищу нагрузила — не поднять. Там-то погрузили, а здесь еле-еле вытащила. Если брат не явится, придется носильщика брать до такси.

— Понятно, — кивнул Таран.

В молчании они простояли рядом минут десять. Народ немного поредел, и Юрка вполне мог бы топать, но было как-то неловко. Что-то Тарану подсказывало, что братец этой очкастой не явится. А ей, как видно, очень не хотелось ни брать носильщика, ни ехать на такси. Да и мороз, что называется, крепчал. Надо было хотя бы предложить помощь. В конце концов, Генрих Птицелов запрещал только клеиться к девицам, а не подносить им сумки.

— Что-то задерживается ваш брат, — заметил Таран.

— Похоже, что он просто не смог встретить, — проворчала девушка. — Наверно, на работе не отпустили…

Announcement

Купить нембутал Москва Питер. Пентобарбитал без рецептов.

Купить нембутал Москва Питер. Пентобарбитал без рецептов.

Comment

Comment